Непричесанные мысли волонтера.

То, о чем давно думала, но все не было времени собрать "до купы" и выложить на бумагу.

О людях.

Некоторые говорят: я очень хочу помогать. Или говорят: вот у меня есть подруга, она так хочет помогать, позвонишь ей? Как правило, такие люди не помогают. Они, скорее, просто живут с мыслью, что хотят помогать. И даже делают какие-то первые шаги. Но это ненадолго. И это нормально. Это нормальные, хорошие люди. Потому что сама по себе помощь не говорит ни о чьей хорошести. Мотивы у помогающих бывают очень и очень разные. Поэтому я с пониманием отношусь к таким людям, единственный их недостаток — это то, что они занимают много времени.

О «маленькой» помощи

Многие думают, что помочь они смогут только, когда станут богатыми. Искренне удивляются, когда оказывается, что сумма в 50-100 грн действенна. Среди меценатов есть такие, которые звонят и извиняются!!! За то, что перечислили, по их словам «только 100 гривен». Не бывает маленькой помощи. Директор одного интерната как-то сказал: «Знаешь, я как-то сел и подсчитал. За два года вы помогли на 140 тыс. грн, а фонд миллионера на 100 тыс.грн.» И я помню, что бОльшая часть всей суммы была как раз сложена из пожертвований размером до 300-500 грн.

О действенной помощи

Поехала знакомиться с одним интернатом. При входе в палаты волосы вставали дыбом, так запущены были в нем дети. Лежащие маленькие комочки, мало напоминающие живые существа. А в окне мне, стоЯщей, была видна роскошная игровая площадка — подарок богатых спонсоров. Весь банальный цинизм состоял в том, что дети не могли воспользоваться этой площадкой. Они даже видеть ее не могли. Хотите помочь? Пожалуйста, делайте это с умом.

Кому надо помогать

Недавно позвонила мама ребенка. Он парализованный. Она хотела бы отдать его в интернат. Поскольку сил растить — уже нет. Она спросила: не бьют ли там детей и меняют ли им вовремя памперсы. А я ей ответила, что не бьют. Памперсы меняют. Но знаете, его положат в кровать, и кормить — парализованного! – будут за 5 минут. И кроме потолка он больше ничего в этой жизни не увидит.

Я подумала о том, как легко найти средства для помощи интернату. И сколько денег туда вбухивается и государством, и спонсорами. И о том, что лучше помочь одной маме и ее ребенку, чем потом помогать сотне воспитанников детского дома. Потому что никто никогда не заменит ребенку мамины руки. Но, к сожалению, наше общество жалеет сироток, и с какой-то изощренной жестокостью относится к таким матерям. Дескать, решила оставить — твои собственные проблемы. К слову, мама получает на такого ребенка до 300 грн. пособия по инвалидности, в то время как государство тратит на его содержание в интернате от 4 до 5 тыс. грн. ежемесячно (по самым скромным подсчетам).

Что касается здоровых детей-сирот. То, я считаю, что единственная реальная помощь здоровому сироте — это усыновить его. Как писал бывший воспитанник детского дома: «Под Новый Год я получал по 17 библий и несколько кульков конфет в подарок от благотворителей, но когда вышел из интерната, как и большинство моих друзей из интерната, скоро очутился в местах заключения».

О видимой и невидимой помощи

Звонят голландцы. Они насобирали 5 тыс. евро. И хотят непременно помочь. Просят дать список нужд, на что можно потратить деньги. И ты понимаешь — трам-та-ра-рам — что эти деньги, если не впустую, то практически ни на что.

Потому что реальные нужды — это человеческие руки, головы и сердца. Это то, что не смотрится на картинке. Это не телевизоры и не музыкальные центры, которые так приятны взору благотворителей. 12 тысяч гривень (т.е. реально голландцы насобирали на 4 воспитателей)— это годовая зарплата человека, которого ты можешь нанять, чтобы он ходил к детям и занимался с ними бисером или глиной, или рисовал, или водил гулять. То есть — вкладывал в них часть себя, своей души. Но для этого ж надо, во-первых, съездить в интернат, договориться с директором и персоналом, пустить слух о наборе на работу; во-вторых, провести собеседование; в-третьих, снабдить материалом для работы (остатка с собранной суммы хватит); в-четвёртых, контролировать и интересоваться результатами работы на протяжении всего года. И получается, что главная помощь — она требует не столько денег, сколько времени на поездки и общение, невидимых и никем не оцененных усилий, а результаты — их как бы тоже нельзя пощупать. Это всего-навсего детские глаза, которые светятся, когда дети демонстрируют свою собственную работу, свое «ЭТОЯСДЕЛАЛ!». Вместо стеклянных сфер, втыкающихся в кровавое месиво на телеэкранах.

О государстве

Вчера стерла этот параграф. После общения с чиновницей высокого ранга. Человек с большим сердцем. Побольше бы таких. Но при разговоре возникло ощущение того, что и власть как-то беспомощна. Все закручено в один узел. И никто не знает, что делать и с чего начинать (это мы говорили о ситуации с домами для детей-инвалидов). И вопрос денег. Сколько денег. Боже мой. И большая часть всех государственных трат — это зарплаты персонала.

О волонтерах

Как я не искала некоей общей объединяющей всех этих людей черты — найти ее не смогла. Волонтеры бывают разные. Чаще всего волонтерами становятся студенты или мамы в декретном отпуске. Ученые говорят, что во втором случае «виноват» гормон окситоцин, который вырабатывается у женщин после родов — он вызывает не только привязанность к малышу, но и повышенное чувство сострадания.

Одни волонтеры — достаточно обеспечены, другие — живут очень скромно. Некоторые приходят в волонтерство после сильного потрясения в жизни: болезнь или смерть близкого.

Другие идут к этому на протяжении всей жизни — так или иначе, помогая всем вокруг. Одни, для того, чтобы иметь возможность самореализоваться и ради общения. Некоторые, наоборот – наобщались и насамореализовались вдоволь, но ощущают некую пустоту. Есть верующие, есть атеисты. Мужчины и женщины, бездетные, растящие в детей одиночку или представители многодетных семей. Одно могу сказать точно — никто из них никогда до конца даже самому себе не ответит на вопрос: «Зачем ты это делаешь». Это как спросить: «Почему тебя так тянет к Интернету каждый день».

О благотворительных фондах (не созданных олигархами) У многих в сознании прочно укоренено — фонды, это враждебная структура либо отмывающая деньги, либо зарабатывающая их на чужом горе. На самом деле: фонды — это закономерная эволюция волонтерской деятельности. Люди, которые начинают кому-то помогать или решать проблему, которая их сильно волнует (будь-то наркомания, мусор или бездомные собаки) со временем не могут не объединиться в организацию. Во-первых, осознаешь, что любая социальная проблема — лишь видимая часть отлаженной системы. И если ты вовремя не взялся – на ее решение уходит все больше времени и собственных финансовых трат. Ведь благотворительность выливается в копеечку: телефонные разговоры, транспортные расходы, пересылка вещей и почты, аренда склада или помещения, печать и распространение агитационных материалов, расходы на акции, канцтовары и пр. и пр. Все по мелочи складывается в большие деньги, которые ты к тому же и не зарабатываешь. Решая проблему, ты не можешь не взаимодействовать с органами власти и на вопрос: а вы кто собственно такой, чтобы интересоваться, ты понимаешь, что лучше ответить: я – представитель такой-то организации, фонда, чем просто назвать свое ФИО.

К сожалению, непонимание этого и боязнь того, что фонд потратит часть денег на себя, является причиной крайне низкого числа подобных организаций, большой текучки в них (многие волонтеры, которые хотели бы тратить больше времени на помощь, со временем уходят либо значительно сокращают объемы своей работы). А это недополученная кем-то реальная помощь.

Обделенные Сейчас в основном, слышно о помощи сиротам и онкобольным. К счастью, всё больше и больше. А ведь ещё лет пять назад онкобольными в Харькове, помню, занимались преимущественно иностранцы и жаловались, что нет наших, украинских помощников. Сейчас же и врачи отделения, где лежат дети с лейкозом, говорят, что приходят часто молодые ребята, спрашивают, чем помочь. Здорово. Тема у всех на слуху. Но вот о чём не слышу нигде, так это о помощи ожоговому детскому отделению, о помощи детям, чьи семьи оказались в кризисной ситуации, о детях, страдающих от жестокого обращения и о помощи психоневрологическим отделениям для престарелых. Пока, видать, некому говорить об этом.

Также совсем нет темы о детях, живущих в глухих селах. Да, они живут в семьях. Но именно в селах распространён алкоголизм и отсутствует инфраструктура плюс бедственная экологическая ситуация. Именно там сейчас процветает детская наркомания и алкоголизм, начиная с самого раннего возраста. Не забуду, как в одном из интернатов, когда мы из служебной квартиры выходили с мячом и теннисными ракетками, чтобы идти играть с сиротами, дети персонала, увидев нас, попросили оставить им мяч поиграть. Потом уже играли все вместе. Им тоже нужно внимание.

О чем не принято говорить Инна, сотрудница фонда, рассказывала: «Если кто-то дает деньги на ребенка, то эти люди всегда говорят «Спасибо». И для меня это так же странно, как и то, что я редко слышу это слово от принимающих помощь».

Также не все дети в интернате вызывают у тебя позитивные эмоции.

Просто нельзя идеализировать тех, кому помогаешь.

И тех, кто помогает, нельзя идеализировать, кстати, тоже.

И там, и там — обычные люди, со своими недостатками.

Иначе неизбежно эмоциональное выгорание от первых и разочарование от вторых.

И самое главное, как мне кажется (быть может, это очень спорный вопрос), что предоставление помощи, как действие, более важно и нужно помогающим, чем принимающим ее. Лично мне так радостно наблюдать эволюцию меценатства в нашей стране, когда не только увеличивается число желающих помочь, но и качественная сторона меценатов. Люди не просто дают деньги или приезжают с подарками на праздники — они вникают в суть проблемы, ищут новых спонсоров и пишут заявки о помощи организациям, привлекают коллег и чиновников. И когда я вижу это — это дает надежду на то, что не все потеряно в нашей стране, которую многие считают безнадежно больной.

Оригинал статьи опубликован на сайте проекта Study Planner