О самоидентификации кубанских казаков

Современные украинские фольклористы, этнографы, журналисты, не говоря уже о политиках, часто называют кубанских казаков “украйинцямы Кубани”, яки запамьятувалы свою историю”. Однако такая околонаучная точка зрения, полностью отрицающая этническую, социальную, культурную и языковую самобытность кубанского казачества, в корне неверна, ибо она совершенно не соответствует действительности. Генетическое родство черноморского казачества с запорожским общеизвестно и не требует никаких доказательств, достаточно, например, прочитать два тома Ф.А. Щербины “История Кубанского казачьего войска”, Екатеринодар, 1910-1913 гг. Но запорожские казаки, осознавая свою кровную связь с малороссийским (украинским) народом и всячески защищая его интересы, тем не менее, осознавали себя особенными по отношению к нему. И это действительно было так. А уж кубанское казачество, более сложное по своему этническому составу, чем запорожское, тем более осознает себя не как “украйинци Кубани”, “москали” или донцы, а именно – как кубанское казачество.

То, что кубанское казачество начало приобретать свои характерные социально-культурные особенности, которые отличали его от запорожцев и линейцев, уже в 1888 г. заметил Ф.А. Щербина, который писал, что в линейных станицах Кубани шла “борьба двух этнографических начал – великорусского и малорусского, и само население, под влиянием этой борьбы, получило смешанную, двойную окраску: образовалось нечто среднее между великороссами и малороссами – язык, бытовая обстановка, некоторые обычаи и пр. носят именно такой двойственный характер” [Щербина Ф.А. “Краткий исторический очерк Кубанского казачьего войска”. В кн. “Кубанское казачье войско. 1696-1888”. Воронеж, 1888, с.115. Цит. По статье Бондаря Н.И. “Кубанское казачество” (этносоциологический аспект). В кн.: “Кубанское казачество: история, этнография, фольклор”. Москва, 1995, с.17.].

Ученым еще предстоит дать объективный ответ на ряд важнейших вопросов, касающихся генезиса казачества, его этносоциальной и этнокультурной эволюции. Однако сегодня мы уже, слава Богу, располагаем рядом серьезных научных работ, освещающих историю, этническое и социальное своеобразие кубанского казачества, также самобытность его традиционной культуры. В качестве примера назову хотя бы исследование историка О.В. Матвеева, сборник “Кубанское казачество” статьи этнографа, кандидата исторических наук профессора Н.И. Бондаря [Матвеев О.В. Слово о кубанском казачестве. Научный редактор Н.И. Бондарь. Краснодар, 1995.; Кубанское казачество: история, этнография, фольклор (сборник научных статей), автор-составитель Н.И. Бондарь. Москва, 1995.; Бондарь Н.И. Основные тенденции развития кубанского казачества в XIX в. (этносоциальный аспект). В Сб.: “Вопросы общественно-политических отношений на Северо-Западном Кавказе в XIX в.” Майкоп, 1987.; Бондарь Н.И. Традиционная духовная культура кубанского казачества (конец XIX – первая половина XX в.). В сб.: “Традиционная культура: природа, общество, человек”. Вып. 1. Традиционная культура и дети. Краснодар, 1994.; Бондарь Н.И. Кубанское казачество: этнос (народ) – или? В газ. “Кубанские казачьи ведомости”, 1991, №4].

Вот что пишет, например, об этническом своеобразии кубанского казачества Н.И. Бондарь: “Кубанское казачество – полиэтнично в своей основе. В него вливался не только преобладающий славянский компонент (русские, украинцы, черноморцы, сербы и др.), но и незначительное количество представителей других народов (адыги, греки, цыгане и др.). С точки зрения этнологии, это явление универсальное, сопровождающее формирование любой более или менее крупной этнической общности…

На Кубани в качестве исходных этноопределяющих начал выступили два компонента: русский и украинский. Причем и тот, и другой представляли собой необычную организационную форму – казачьи войска. Процесс возникновения и раннего развития этих двух этнических слагаемых кубанского казачества имел достаточно много общего, но вместе с тем и свои характерные (порой весьма существенные) особенности… Параллельно с формированием и унификацией традиционной культуры черноморского казачества протекал процесс ее взаимодействия с традиционной культурой русской этнографической группы… Межэтническая культурная диффузия в первую очередь затронула язык, песенный и танцевальный фольклор и в меньшей степени обрядовую субкультуру… Итогом этнокультурных и этнических процессов объединительного характера явилось зарождение самосознания – кубанские казаки. Оно проявилось в быту, официальном делопроизводстве, а также в фольклоре и других блоках традиционной культуры…

На “провоцирующие” вопросы о национальной принадлежности жители бывших черноморских станиц отмечали генетическую связь с запорожским казачеством, а о себе говорили: “мы пэрэвэртни”, поясняя, что и язык, и другие культурные реалии существенно изменились. Примерно такую же реакцию можно наблюдать и в старых линейных станицах. В закубанских станицах, несмотря на выше отмеченные моменты, чаще всего отвечали: “Мы знаем три языка: русский, украинский и кубанский”. И далее поясняли: “Мы ни тэ, ни сэ… Мы кубанцы” [Бондарь Н.И. Кубанское казачество (этносоциологический аспект). В сб.: “Кубанское казачество: история, этнография, фольклор”. Автор-составитель Н.И. Бондарь, Москва, 1995, с. 9-23.].

Должен сказать, что и данные моего опроса исполнителей черноморских песен также свидетельствует о том, что подавляющее большинство черноморцев, несмотря на осознание своих генетических украинских корней, считают, например, своим родным языком кубанский, а не украинский. Во время звукозаписи исполнителям песен мною ставился один и тот же вопрос: кем вы считаете себя по национальной принадлежности – русскими или украинцами? И основное число опрашиваемых утвердительно отвечало: “русьскымы”. Тогда мне приходилось напоминать им об истории и генетических корнях кубанского казачества, после чего исполнители говорили: “Це наши прадиды булы колысь украйинцями та запорожцями, а мы уже давно сталы кубаньскымы козакамы”.

Из опрашиваемых исполнителей песен “украйинцями” называли себя лишь те, которые приехали на Кубань сравнительно недавно, уже в годы советской власти, когда о казаках и казачестве вообще вспоминали крайне редко. Следует добавить, что исполнители черноморских песен, как правило “балакають” по-кубански, многие из них знают и любят стихи Т.Г. Шевченко, но к современному украинскому разговорному и литературному языку относятся довольно сдержанно и часто признаются, что многих его слов не понимают. Более того, некоторые исполнители пожилого возраста говорят, что “тэпэр украйинський язык став ны такый, як раньше був у Т.Г. Шевченко. Тоди вин був “правильный”, а тэпэр його так перековэркалы на западный лад, шо вин уже став чужим та нипонятным”. Интересное суждение. Возможно, оно схватывает главную суть, происходящую в сложных процессах языковых взаимовлияний.

Приведу на эту тему еще одну цитату Н.И. Бондаря из другой его статьи: “Показателен в этом отношении факт, с которым нам часто приходилось сталкиваться в экспедициях. Русские и украинские песни более позднего происхождения, проникавшие на Кубань в начале XX в., в предвоенные и послевоенные годы так и воспринимались – как русские или украинские. А произведения, занесенные в прошлых столетиях первопоселенцами, несмотря на очевидное русское или украинское происхождение, воспринимаются как свои “кубанские”, “казачьи”.

Эти факты подтверждаются и фактом неудачной “украинизации” кубанского казачества, предпринятой в конце 1920-х гг. (перевод делопроизводства, издание периодики на украинском языке и т.п.). Это вызвало стихийный протест коренного населения, что подтверждается и нашими полевыми материалами, и архивными данными. Так, в одном из документов 1927 г. говорится: “Учитывая категорическое требование родителей учащихся Калниболотской украинской школы считать, как исключение, необходимым удовлетворить их просьбу и преподавание в украинской школе перевести на русский язык” (ГАКК, ф. р. – 1594, оп. 1, д. 46, л. 405). В начале 1930-х гг. от этой затеи, не прижившейся среди местного населения, отказались повсеместно” [Бондарь Н.И. Модель традиционной культуры кубанского казачества. – В сб.: “Кубанское казачество: история, этнография, фольклор”, Москва, 1995, с.58.].

Приведу на этот счет и некоторые другие любопытные факты. В 1989-1990 гг. в Центре народной культуры Кубани была осуществлена попытка создания кубанского отделения “Товарыства украйинской мовы имени Т.Г. Шевченко”. На трех-четырех организационных заседаниях присутствовало менее 20 человек. Причем большую часть присутствовавших составили украинцы, приехавшие на Кубань в последние десятилетия, коренные же кубанцы так и не проявили внимание к этому “Товарыству”, которое практически и осталось только на бумаге.

Примерно в это же время в Центре народной культуры Кубани была также осуществлена и другая попытка: создать кубанское отделение “Товарищества русских художников”. И снова прошло три-четыре организационных собрания, на которых также присутствовало не более 20 человек. В итоге и эта попытка оказалась безрезультатной. Думается, что факты безуспешного создания кубанских отделений “Товарыства украйинской мовы” и “Товарищества русских художников”, символическим председателем которых пришлось временно побыть именно мне, говорят о том, что кубанские казаки осознают себя не столько русскими или украинцами, сколько именно кубанскими казаками. И, вероятно, именно эта причина способствовала столь неожиданно быстрому и действительно массовому возрождению кубанского казачества в 1990 году, созданию Всекубанской казачьей Рады и Всекубанского казачьего войска, в состав которого вошли десятки тысяч казаков не только станиц и районов Краснодарского края, но и казаки некоторых районов Ставропольского края и Республики Адыгея, бывшей исторической территории кубанского казачества. И не этот ли факт является главным доказательством того, что кубанское казачество за многие годы его геноцида не утратило своего этнического самосознания? И не потому ли казачество Кубани столь безразлично отнеслось к попытке организации, казалось бы, столь актуальным, отделениям украинского и русского товариществ, что считает себя, прежде всего, единым и неделимым кубанским казачеством и уже только лишь потом – русскими или украинцами?