Европа: бренд, культ, миф…

Она уже давно стала для нас своеобразной системой координат, в которой оцениваются успехи как международного, так и национально-государственного развития.

Она является едва ли не единственным действительно успешным в экономико-политическом и социально-экономическом измерениях трансрегиональным мегапроектом. Она уже давно стала для нас своеобразной системой координат, в которой оцениваются успехи как международного, так и национально-государственного развития.

Нельзя иметь верного толкования того, что не пережито.
Вольтер (1694-1778)

Европа – институционализированная прежде всего ЕС и в определенной степени НАТО – уже давно стала больше чем просто «точкой отсчета». Во многих аспектах она превратилась в своеобразный геополитический и, по крайней мере, частично геоэкономический «бренд». Вспомним «евроцентризм» и «европейские стандарты», а также «европейское качество» уже не только швейцарских часов или немецких автомобилей. Вспомним также «британский парламентаризм» или «шведскую модель» социального государства и т.д.

Уже давно образ Европы оторвался от своего содержания – он становится объектом своеобразного политико-идеологического культа. Такие западные исследователи как автор книги «Христианская Европа» Джозеф Вейлер акцентируют внимание на политическом парадоксе: «Европейский союз часто рассматривается как образец для всего Запада, как пример прогресса, но модель демократии, которая существует в национальных государствах, на уровне Европейского союза не воспринимается, а точнее, искажается».

Так, в европейском контексте непростые процессы партийно-политического строительства – в частности тенденции постепенного перехода от хаоса мелких политических сил к упорядоченной структуре двух-трех крупных ключевых партий, блоков или альянсов – расцениваются с позиций едва ли не культа двухпартийности, действительно характерной для большинства политических систем «старой Европы».

При этом обычно не учитывается также ключевое историческое обстоятельство: к достаточно устойчивым и эффективным партийно-политическим системам европейские страны шли чуть ли не веками, методом проб и ошибок, преодолевая долгий и нелегкий путь. Еще меньше учитывается внутренняя специфика национальных моделей «демократии участия» или «социальной демократии», которые гораздо эффективнее внешне подобной им общей модели «представительской демократии». Даже простое сравнение британского Гайд-Парка с украинским Майданом показывает – дело не столько в «демократии» как собственно политическом инструменте, сколько в умении им пользоваться. Вспомним Гегеля: «вещь в себе» и «вещь для себя» – это разные вещи (простите за тавтологию).

Сочетание факторов бренда и культа переводит феномен Европы в плоскость чуть ли не мифа, то есть вымысла, воспринимаемого как реальность. Мифа о «земле обетованной», разве что не «рай на земле». При этом не учитываются ни цена «беззаботного» la vie en rose, ни те последствия, к которым приводит практика подобной мифологизации.

Высокая зарплата «дополняется» высокой конкуренцией, а высокие социальные стандарты обеспечиваются за счет высоких налогов, а в последнее время – еще и повышения пенсионного возраста. (Порождаемую такими обстоятельствами высокую цену на продукцию, товары и услуги пока оставим за скобками.) Сравните, например, доходы 20% самых богатых британцев и доходы 20% самых бедных: ДО уплаты налогов первыми и получения социальной помощи вторыми они отличались в 16 раз, а ПОСЛЕ – всего в 4 раза! Избалованных подобным вниманием со стороны «социального государства» молодых и беззаботных «европейцев», которых к тому же все больше, трудолюбивые немцы уже давно называют «Generation Sofa», диванным поколением.

В скрытую «сладкую западню» европейского мифа сначала с удовольствием попали многочисленные маргиналы (прежде всего – мигранты из стран третьего мира). Позднее они вовлекли в нее – уже без удовольствия – сами европейские общества. А тем все сложнее нести бремя социально-экономического обеспечения не только тех, кто работать не может (инвалиды, пенсионеры и т.д.), но и тех, кто работать не хочет. Развращенные социальной помощью маргиналы медленно подрывали изнутри те ценности, на которых базировался успех «европейской мечты» о все более лучшей жизни. Духовные идеалы и ценности, основанные на идеях трудолюбия, доверия и ответственности (вспомним «Протестантская этика и дух капитализма» М. Вебера), постепенно подменяются своеобразным суррогатом – материальными ценностями «общества потребления». Вспомним, что еще Александр Герцен в эпистолярном цикле «Концы и начала» (1862) резко критиковал современных ему европейцев за то, что для них «мещанство стало окончательной формой западной цивилизации». Очень показательно, что несколько недель назад более ста тысяч британцев подписали электронную петицию, требуя... лишить погромщиков социальной помощи!

Более того, активно используя, а иногда даже искажая в свою пользу идеи толерантности, мигранты-иноверцы, далекие от христианских ценностей, прикрываются «мультикультурализмом» (к которому, кстати, поначалу европейский политикум относился весьма одобрительно), буквально навязывая свои подходы, которые в конечном итоге поставили традиционный европейский стиль жизни под угрозу. Бурные события последних лет – Франция 2008 г., Италия и Великобритания 2011 г. – говорят в пользу пессимистического прогноза американского футуролога Френсиса Фукуямы, который предупреждал, что увеличение в Европе числа представителей незападных культур может стать «бомбой замедленного действия», которая может стать «угрозой существованию самой европейской демократии».

Невольно вспоминается максима Горького: «Процесс развития культуры есть процесс преодоления трудностей»; однако сейчас в Европе наблюдается скорее обратная тенденция – накопление трудностей на фоне усиления культурного кризиса...

Практическая политико-экономическая интеграция современной Европы растянулась почти на полвека. Еще дольше – веками – формировались ее социокультурные и политико-культурные основы. Говорят, что один из «отцов-основателей» ЕС Жан Моне перед смертью признался: если бы у него была возможность начать процесс европейской интеграции заново, он бы начал не с экономики, а с культуры.

В этом смысле Украине не следует ожидать на европейском пути быстрых и неоспоримых успехов и достижений. Тем более не следует превращать «европейскую интеграцию Украины» в самоцель, или тем более – в инструмент политических игр или средство сведения политических счетов с оппонентами.
Ведь, как отмечал классик современной теории демократии Карл Поппер, «наука начинается с мифов и критического отношения к мифам».

Вместо выводов. Сколько Европы нужно Украине?

Мы становимся сами собой в процессе того, как изменяется наше осознание бытия.
Карл Ясперс (1883-1969)

Уже некоторое время в Украине наблюдаются настроения «фетишизации» Европы, которые проявляются сразу в нескольких измерениях – бренда, культа и мифа.

Во-первых, мы апеллируем к «европейским ценностям», которые задают действительно высокие гуманистические стандарты, но при этом недостаточно учитываем национальную историко-культурную и экономико-политическую специфику Украины. Также при этом за скобками остается оценочная специфика большинства критериев «европейскости», и прежде всего – неэкономических. Вспомним, например, что социально-экономическая ситуация в Болгарии и Румынии, по крайней мере на время вступления в ЕС, была отнюдь не лучше, чем сегодня в Украине!

Во-вторых, в душах, сердцах и головах рядовых украинцев доминирует миф о Европе как «земле обетованной», что скорейшее вступление в ЕС поможет так же быстро и почти безболезненно решить проблемы социально-экономического развития, которые накапливались десятилетиями. Соответственно, общее желание интегрироваться в Европу – это для многих скорее личное желание пополнить «Generation Sofa», чем желание на практике воплощать европейские ценности трудолюбия, доверия и ответственности.

В-третьих, в Украине давно доминируют социальные настроения идеалистического желания «в Европу любой ценой». Причем доморощенные «ура-европейцы» в жертву часто готовы принести чуть ли не целые сегменты отечественной экономики, начиная с сельского хозяйства и заканчивая промышленностью.

В современном контексте обостряется потребность постепенной «демифологизации» Европы и «объективизации» европейской интеграции Украины. Ведь Европа – особенно сейчас – является, по крайней мере, не совсем такой, какой нам хочется ее видеть.

Алексей Полтораков, кандидат политических наук, Институт украинской политики, для «Фразы»